Об Италии на 360°

В рамках проекта «Московское долголетие, сад Эрмитаж», организованного Школой иностранных языков Summertime, в Клубе любителей Италии преподаватель А.В.Евстафьева провела конференцию онлайн «О сегодняшней Италии и не только: политолог, журналист и синхронный переводчик Марк Бернардини». Мне задали несколько вопросов, вот мои ответы. Фактически, речь идет о нескольких «макро-темах»: ковид, политика, экономика, культура, синхронные переводы.

1. Ситуация с ковидом в Италии.

Вспоминается старый еврейский анекдот:

– Ребе, у меня дохнут куры. Что делать?
– Кидай им зерно в круг, предварительно его начертив.
Еврей начертил круг, стал кидать в него зерно, но куры все равно дохли. Тогда он опять пришел к ребе:
– Что делать?
– Нарисуй квадрат и бросай зерно в квадрат. Еврей нарисовал квадрат, стал бросать в него зерно, но куры все равно дохли.
– Что делать, ребе?
– Нарисуй треугольник и бросай зерно в треугольник.
Еврей нарисовал треугольник и стал бросать туда зерно. Куры сдохли все.
– Ребе, все куры сдохли.
– Жалко, у меня было еще столько идей…

Вот так шмыгалята уже 10 месяцев «сражаются» с ковидом – то полный карантин, то неполный, то карантин выходного дня, то лоХдаун. У них еще столько идей, что у нас столько людей на их эксперименты не найдется.

Думаете, это про Россию? Или про Италию? Никак нет: это бывший депутат Верховной Рады Елена Бондаренко про Украину.

Итак, вернемся к Италии, но с оглядкой на Россию. Разумеется, это не соревнование, но сопоставление данных позволяет делать более объективные выводы.

2.300.000 заболевших в России, 1.600.000 в Италии. Однако, стоит учесть, что население России – 146 млн, а Италии – 60.

Если сопоставить долю заболевших относительно населения, картина меняется в корне.

Далее, очень важно учесть количество выздоровевших.

Наконец, просматривается определенная тенденция относительно погибших.

Создается ощущение, что борьба с ковидом в России – более эффективная. Это подтверждается количеством больных за вычетом вылечившихся и усопших.

Сказывается летнее послабление социальных ограничений в Италии, по принципу «liberi tutti», «все свободны». Будем надеяться, что урок усвоен.

В принципе, ограничительные меры одинаковы во всем мире, но не все их применяют на основании одинаковых статистических данных, а также не во всех странах население соблюдает дисциплину. Мы все довольно быстро привыкли к таким новым принципам, как «65+», «масочный режим», «перчатки», «санитайзер», «учеба в удаленном режиме», «работа на удаленке», «доставка общепита», «театры и кинематографы онлайн» и т.д.

В итальянском парламенте всерьез обсуждают, стоит ли, на рождественские и новогодние праздники, открыть магазины для подарков, рестораны, горнолыжные курорты, межрегиональные, меж-провинциальные, меж-городские перемещения, сколько человек и с какой степенью родства будет иметь право встретить праздники с близкими, службу в церквях в Рождество в восемь часов вечера. И все это на основании так называемого «самозаявления» («autocertificazione»): да, ложь штрафуется, но кто станет проверять? Да и правоохранительных органов на то не хватит. В общем, при желании, пишу, что хочу.

2. Политика. Повестка сегодняшнего дня. Партии, мнения, перспективы.

Много чего можно рассказать об итальянской республиканской политике первых пятидесяти лет, но это было бы отдельной темой, которую можно выставить в отдельное обсуждение в будущем. Ограничимся сегодняшним днем. Бытует мнение, что в споре двух итальянцев существует как минимум три разных мнения. Думаю, в России, это о многом говорит.

Всего лишь пару лет назад, «Движение Пять Звезд» позиционировало себя, как не левое, не правое, антипартийное и внесистемное. Потом оно сформировало правительство с правоцентристами, в частности с Лигой Севера, то есть небезызвестным Сальвини. После европейских выборов, на которых «Пять Звезд» проиграло, а Лига победила, Сальвини решил пойти ва-банк, правительство было распущено. Он никак не ожидал, что в ответ «Пять Звезд» сформирует новое правительство с левоцентристами, причем, с тем же премьером Конте.

Тем временем, на своем недавнем последнем съезде, «Пять Звезд» фактически структурируется, как полноценная партия. В условиях пандемии, никто серьезно не думает о роспуске правительства и назначении новых парламентских выборов, тем более, что вообще-то таковые по закону должны проводиться каждые пять лет, то есть в 2023 году.

Характерно, что Сальвини и его правоцентристские союзники, будучи в оппозиции, по многим позициям говорит и говорят до точности наоборот в сравнении со своими же позициями периода их правительства. Более того: по любой позиции, в правительстве есть кто выступает против, и в оппозиции кто выступает за. В общем, ничего нового, так всегда было и, увы, думаю, так всегда будет.

3. Всех волнует вопрос: что с экономикой Италии. Почему с каждым годом ситуация все хуже: меньше «made in Italy» на прилавках магазинов, китайцы скупают традиционный для Италии семейный бизнес, разорение мелких фермеров и т д.

Экономика Италии никогда не отличалась хорошим здоровьем: кроме мировой конъюнктуры, существуют сугубо внутренние особенности. Еще каких-то шестьдесят лет тому назад Италия была преимущественно сельскохозяйственной страной, особенно на юге. Промышленная революция пятидесятых и шестидесятых годов привела к прогрессу, но это длилось недолго. Начиная с восьмидесятых, страна постепенно стала превращаться в страну третичного рынка, в сфере услуг. Почти все немногочисленные гиганты, такие, к примеру, как автопром (ФИАТ, Альфа Ромео, Ланча), а также Италтел, Бреда, Ансальдо, Нуово Пиньоне, либо были скуплены иностранными конкурентами, либо обанкротились, либо и то и другое. Малые и средние предприятия, а они представляют собой 90% итальянской экономики, стали закрывать в массовом порядке, после мирового кризиса 2008 года. В общем, китайцы тут не виноваты, а виноваты сами. Просто у китайцев более крепкие семьи, и потом речь идет преимущественно о маленьких продуктовых магазинах, трактирах. Исключение составляет провинция Прато, недалеко от Флоренции, которая еще во времена Данте Алигьери славилась переработкой тряпья, благодаря чему превратилась во второй половине прошлого столетия в текстильный промышленный округ, чем-то напоминающий российские ОЭЗ (особые экономические зоны). Но опять-таки, мелкие цеха по пошиву, трикотажу, иногда отделочному оборудованию (ворсовальные, стригальные аппараты). Самые крупные насчитывали несколько сотен работников. Ушло то поколение, а следующее все разрушило. Свято место пусто не бывает, теперь там больше китайцев, чем тосканцев.

В особую графу стоит выделить так называемый «made in Italy», «сделано в Италии». Считаю, что было очень дальнозорко, в итало-российских отношениях, на фоне западных санкций и ответных импортозамещающих контрсанкций, ускоренный переход на принцип «made with Italy», «сделано с Италией». Имеется ввиду совсем не делокализация: делокализация, это когда итальянские капиталисты увольняют своих рабочих, закрывают свои заводы, открывают новые заграницей, нанимают там дешевую рабочую силу и продолжают продавать по тем же ценам свою продукцию в Италии при более низкой себестоимости. Напротив, то что мы наблюдаем несколько лет, итальянские производители открывают новые заводы в России, нанимают местное население и продают продукцию в той же России, с учетом повышенной российской покупательской способности. Таких примеров – куча, подумайте о тех же макаронах Барилла, производящихся в Подмосковье, или о МАРР, из той же области – в Италии это Кремонини – официальный поставщик мяса для Макдоналдса по всей России. Но это лишь наиболее известные бренды, примеров – сколько угодно.

4. Культурные тенденции. Что смотрят, читают, слушают итальянцы в настоящее время.

Грустная тема. Дело в том, что с культурой сейчас все плачевно, а при предыдущем правоцентристском правительстве был такой министр финансов во всех четырех правительствах Берлускони (Джулио Тремонти), который на одном глазу заявил, дословно, дескать, «con la cultura non si mangia», на культуре особо жрать нечего. При нынешних закрытых книжных магазинах, театрах, кино, это разговор ни о чем. С другой стороны, есть сериалы в североамериканских форматах, которые заполонили итальянское, ровно, как и российское, телевидение. На всем этом растет новое поколение, всем нам это еще аукнется, лет через двадцать, а может, раньше, а может, уже сегодня. Нет больше таких глыб, как Умберто Эко, Джанни Родари, Итало Кальвино, Федерико Феллини, Элио Петри, Пьетро Джерми, Марчелло Мастройанни, Витторио Гассман, Уго Тоньяцци. Стоит подумать, почему больше таких не родилось.

5. Опыт работы синхронным переводчиком в России. Интересные случаи, знаменательные встречи.

Разумеется, моя любимая тема, этим я занимаюсь аж сорок лет. Лично я считаю, что никакой разницы нет. Все или хотя бы многое зависит от человеческого фактора, профессионализма технического персонала (звукорежиссеров и т.д.) и ведущего, действительно ли он хочет знать мнение гостя, а не просто «просто поставить галочку». Это легко можно определить, если вопрос короче ответа, а не наоборот. Применительно к телевизионным выступлениям также в них необходимо различать три разных режима. Съемка видео также включает в себя определенный аспект: поговорка «l’abito non fa il monaco», «платье не делает монаха» здесь не работает.

Если же, с другой стороны, выполняется функция «озвучивания», может случиться так, что важно применить своего рода «актерские способности», особенно если речь идет о переводе нескольких выступлений самостоятельно, чтобы зритель понял, что вмешивается следующая личность. Запомнилось в этом смысле то, что, оказавшись на итальянском TG 3 в 1991 году, мне пришлось переводить вживую, когда Эльцин приказал Горбачеву прочитать некий документ в президиуме.

Однако я только что рассказал о трех способах. Третий – это когда, как правило, в ток-шоу ведущий берет интервью у иностранного гостя. Ответы идут в эфире, а вопросы переводятся только в наушниках интервьюируемого. Наконец, если вы находитесь на видео, то есть рядом с гостем, перевод для последнего осуществляется в режиме «шушотажа» (буквально «шептания»), а его ответы – последовательно. Это больной вопрос. В международных структурах (Европейский Союз, ООН и т.д.), если доклады (на условиях абсолютной конфиденциальности) не доходят до устных переводчиков по крайней мере за три дня до этого, они отказываются переводить. Итальянцы и русские (недаром они так нежно относятся друг к другу, независимо от историко-политического контекста) практически никогда никому почти ничего не присылают, поэтому ориентируемся на месте. За сорок лет я так привык, что мне все равно, я импровизирую в любом случае. Однако, родившись двуязычным и обладая таким богатым опытом, я фактически не перевожу, а, скорее, переосмысливаю, то есть перевожу с родного языка на… родной язык. Несомненно, многое доверено эрудиции и чуткости переводчика. Еще пара пояснительных примеров. Я знаю, что перевод главы государства, министра или посла (в моем случае Путина, Наполитано, Медведева, Берлускони, Лаврова, Ренци…) отличается от перевода поп-звезды, актера или футболиста (Пупо, Микеле Плачидо, Аль Бано, Орнелла Мути, Андреа Бочелли, София Лорен, Паоло Росси, Рокко Сиффреди…). Меняются персонажи, меняется и публика, в студии и дома. Среди негативных явлений, безусловно, главным является то, что сигнал в наушниках поступает искаженным или слишком низким, либо, когда участник путает синхронный и последовательный перевод: идет синхрон, но он останавливается на каждом предложении, или, наоборот, и это еще хуже, если в последовательном режиме он тараторит, не давая переводчику времени перевести его на другой язык, заставляя последнего все запомнить, а затем резюмировать пятиминутную речь за одну минуту. Во всех этих ситуациях козлом отпущения выступает переводчик, несмотря ни на что. Однако речь идет не только о телевидении. И наоборот, среди положительных сторон есть грозная школа жизни, вы привыкаете ничего не бояться, ни предмета, ни своего голоса, ни своего внешнего вида, в конечном итоге сосредотачиваясь на собственной интерпретации.

Отсебятина. Это то, чего категорически не надо и нельзя делать, ни при каких обстоятельствах, ответственность лежит на говорящем, а не на переводчике, произвольные добавления или изменения последнего недопустимы. И все же, признаюсь, со мной, конечно, тоже такое было. Пропущу фамилии, двадцать лет назад итальянский сенатор в Госдуме говорил о предстоящих и вероятных бомбардировках Ирана со стороны НАТО. Российские парламентарии, зная меня, вылупили на меня глаза, но я, не выдавая ни малейшего волнения в интонации своего голоса, передал им взглядом, что не ошибся, что итальянец сказал именно это. Когда последний сделал паузу, чтобы попить воды, я добавил отсебятину, и только на русском языке: переводчик считает, что сенатор имел ввиду Ирак. Так и было, российская делегация была мне чрезвычайно благодарна, да и итальянский сенатор впоследствии тоже, он просто оговорился по Фрейду. Однако, повторяю, я нарушил профессиональную этику, хотя только потому, что почти полвека следил за международной политикой.

Отказывался ли я от перевода неугодного мне политика? Если бы это было так, я бы, вероятно, выбрал другую работу. С другой стороны, синхронное искусство – относительно молодое ремесло, оно родилось с Нюрнбергским процессом. Сомневаюсь, что коллеги, вынужденные переводить нацистских иерархов были с ними согласны. В то же время, мне пришлось отказываться от некоторых выступлений на телевидении, где они предлагали притвориться кем-то другим: легкие американские развлекательные форматы, к сожалению, модные как в Италии, так и в России, предвидят и навязывают это. Без ложной скромности, считаю себя отчасти публичным персонажем, «il gioco non vale la candela», «свеч игра не стоит».

Завершу рассказом о невероятной ситуации, на дворе шел 1997 год. Сицилия, Мессина, Совет Европы. Слово – немецкому гражданскому защитнику. Реле переходит немецкой кабине. Это значит (для непричастных к нашему ремеслу), что теперь они будут переводить не с итальянского на немецкий, а наоборот, итальянцы в зале будут слушать не докладчика, а переводчика, то же самое сделаем мы: будем слушать нашего товарища и переводить его соответственно на английский, испанский, русский и французский. Поэтому, роль ведущего реле – особо ответственная. Необходимо переводить быстро и четко, почти предупреждая докладчика, иначе подведешь товарищей.

В наушники поступает пунктуальный перевод с немецкого на итальянский и… немецкий голос оратора. Будь это любой из прочих языков совещания - вырубил бы реле и перевел бы с оригинала. Ан, нет, именно с немецкого я – ни гу-гу… Все примолкли, слесарь по звуку где-то безуспешно ковыряется, я продолжаю строчить, сам не знаю чего, дико ворочая разъяренными глазами и пыхтя сигаретой (к счастью, мой напарник тоже курящий), и тут… на меня обрушилась кабина. Работаю с ‘78 года, синхроню с ‘86-ого, а такого еще не видал. Полетели какие-то доски, щепки, мой толстый словарь, бутылка минералки, самодельная пепельница из пластмассового стакана с водой и бычками, консоль наушников и микрофона, а за ней – лампочка, лопнула прямо промеж ног. А я – стою среди этого всякого хлама и продолжаю невозмутимо переводить. Задние ряды, услышав всю эту кутерьму, обернулись и заржали. В общем, мне зааплодировали, конференцию прервали.

Первые годы синхрона совпали с перестройкой, в русский (да и в западные) языки постоянно вводились неологизмы, некоторые из них с опаской переводились на собственный вкус (гласность, по-итальянски trasparenza, то есть прозрачность), а некоторые – транскрибировались (perestrojka, glasnost’).

Все изменилось во время августовского путча 1991 года. Я тогда жил в Милане, и было мне всего лишь 29 лет. С утра мне позвонили из Рима (а это 600 км), с третьего канала государственного телевидения, попросили срочно приехать для перевода всего того, что показывал первый советский телеканал, дня на три. Я даже не стал уточнять условия и гонорар, это был судьбоносный момент, да и родственников в Москве у меня было предостаточно. Условия оказались на пределе: проторчал я там три недели, в гордом одиночестве (август для итальянцев – святое время поголовных отпусков), первые шестьдесят часов не выходил из кабины, там же и спал, во время трансляции «Лебединого озера» мне приносили бутерброды, дальше по 14 часов в день.

Так получилось, что единственным западным европейским каналом, который передал, когда Горбачева вызволили из плена из Фороса, оказался РАИ 3, потому что только у них в полтретьего ночи оказался спящий синхронист в кабине, Ваш слуга покорный.

Ну, данный эпизод просто к слову. Тем временем, в Италии набирал обороты грядущий политический скандал, вошедший в историю как судебный процесс «mani pulite», «чистые руки», вследствие которого были распущены почти все правящие партии. У всех тогда, даже в новой России, был на слуху судья Антонио Ди Пьетро (на самом деле, государственный обвинитель, но не в этом суть), с которым десяток лет спустя мне довелось работать в Казахстане, Узбекистане и прочих бывших советских республиках, когда он стал евродепутатом. И вот, самозваная итальянская «радикальная транснациональная партия» проводит свой съезд в Софии. Все итальянские выступающие обсуждают именно Италию, хотя для гостей из восточной Европы это не является самой интересной темой. И начинают использовать вот такое словечко: tangentopoli. Поясняю. Tangente, дословно, это – касательная, тангенс, но также взятка. А -poli – от греческого πόλις, оттуда Napoli (Неаполь), Costantinopoli (Константинополь), Leopoli (Львов) и т.д. Вот теперь подумайте, как перевести такой неологизм, да еще и в синхронном режиме. У меня сработал адреналин, и конечно немаловажен тот факт, что я билингва. Получилось «взяткоград». Правильно? Неправильно? По-моему, все предельно ясно. Всем тем, кто в дальнейшем обвинял меня, что я слишком многое на себя взял, я неизменно задавал вопрос: а как бы Вы перевели? До сих пор жду ответа.

А вот более «свежий» пример. В начале нулевых, на международном форуме в Ярославле, известный тогда руководитель одной госкорпорации, поверьте, из высшего эшелона, который привык, что его переводят, и который поэтому никогда не позволял себе идиоматических выражений или непереводимых игр слов, в смысле, что он всегда выступал не «для галочки», а чтобы его услышали, вдруг бухнул: «хрен редьки не слаще». Синхрон, времени на размышления, как известно, нет, он тем временем может сказать еще с десяток предложений. Все остальные шесть языковых кабин дружно и скромно замолчали, а у меня – все тот же адреналин. Без него, не появилась бы в голове даже не итальянская, а тосканская пословица: se non è zuppa, è pan bagnato. Дословно, не суп – так тюря. Дальше все выглядело комично: итальянцы с пониманием и улыбаясь кивали выступающему, все остальные иностранные гости удивленно смотрели то на него, то на итальянцев, то на своих хранивших молчание переводчиков в кабине. Итальянцы с удивлением стали смотреть на прочих иностранцев, мол, что непонятного? Выступающий тоже на них смотрел с удивлением: в чем дело? В конце концов, все коллеги из кабин стали смотреть на меня через стекло: что ты там вякнул?

Все последние примеры доказывают, что это может происходить – и происходит – как в традиционной, так и в «удаленной» кабине, нет никакой разницы. Итак, вернемся к главной теме. Давайте сравним некоторые типичные проблемы, с которыми мы испокон веков сталкивались.

Докладчик произносит первые две-три фразы на местном языке, как дань уважения, далее переходит на свой родной. Опытные переводчики умело переключают каналы в течение доли секунды. Но если они недостаточно опытные, или запаздывают, то таким образом они подводят своих коллег, которые переводят не с местного оригинала, а с Вашего перевода, и тут тем более скорость решает всё. Например, конференция проходит в Италии, а «веикулярным» языком, как известно, всегда принято считать местный, в данном примере – итальянский. Русский выступающий произносит по-итальянски «Дамы и господа, для меня большая честь…» и далее по-русски «…так все же позвольте мне перейти на мой родной язык». Коллеги мигом должны перейти с зала на пилота (реле), если я, конечно, раньше них тоже перешел с направления IT->RU на RU->IT, чтобы уже с моего итальянского они могли перевести на английский, французский, китайский, и т.д. Все бы ничего, но в сегодняшнем удаленном режиме этим управляем не мы, а режиссеры. В текущем году, с этим у меня два раза были накладки, не по моей вине. Но крайним, в итоге, все равно незаслуженно является переводчик.

На этом все, позвольте Вас поблагодарить за предоставленное внимание.